А мальчики совсем не виноваты,

Ни в том, что родились в шестидесятом,

Ни в том, что на планете нет покоя,

Ни в том, что не сдавались в плен без боя.

Ольга Казаковцева

  Антресоли в квартире Буравцевых забиты павликовыми вещами. Полная амуниция альпиниста: рюкзак, спальный мешок, веревки.

— Вернусь, надену — и в горы, — сказал он, уходя в армию.

На стене новенький, самим изготовленный альпеншток. Радиоприемник в матерчатом чехле (тоже сшил сам) в полной готовности, только батарейки сели. И голубая с красным крестом сумка, где все разложено в идеальном порядке: шприцы, лекарства, спички в коро­бочке из-под валидола, даже шелковая нить (вдруг пря­дется рану зашивать). И компас. И типографские карты вершин Кавказа, и дневник. Все готово, все ждет его. Только никогда больше не пригодятся они Павлу Буравцеву: девятнадцатилетний русский солдат ушел без них в последний свой поход. Он погиб в горах Афганистана осенью восемьдесят пятого года.

   Любимое занятие многих мальчишек — рас­копки. Что там, в земле, сокрыто временем, какие сви­детельства отгремевших дней и событий? Пашка с друзья­ми любил копаться в окрест­ностях Ставрополя.  Однажды повезло: выкопали они рус­скую каску. Номер на ней был многозначный, а кончал­ся цифрой 103. Посерьезнел Пашка, о чем-то задумался, а потом сказал другу:

— Номер сто три (103) я возь­му себе. Он будет моим лич­ным номером. А ты, Леха, будешь сто четвертым.

   Леха этого серьезно не воспринял. Зато Павлик с той поры до фанатизма пове­рил, что ему доверено судь­бой продолжить жизнь и дело того неизвестного погиб­шего солдата. Он жил теперь и за себя, и за того парня. Отныне все его личные вещи были помечены цифрой 103. Если в горах ребята в месте привала обнаруживали эту цифру, каждый знал: здесь был Павлик. Можно следо­вать дальше.

   Маруха стала для него школой воспитания воли, школой патриотизма. Туда он ходил ежегодно, пять раз был на перевале. Каких только трофеев он там не насоби­рал! Немецкая каска, немецкая ложка, наш пулеметный диск. Его любимым цветком был эдельвейс. Вот рисунок, сделанный Павлом, и тоже помеченный цифрой 103. Го­ворят, эдельвейс — символ верности. Пашка мечтал най­ти его высоко в горах. И не знал, что на Кавказе эдельвейсы не растут.

   К  походам   он  готовился серьезно, зная, что горы шу­ток не любят. И сам шил себе амуницию, потому что в  стране, к сожалению, с аль­пинистским  снаряжением де­ло плохо.    Однажды  Пашка был с мамой    в Ленинграде, все магазины обыскал. Специальной   одежды не нашел, но зато купил примус для высокогорных походов, чему был несказанно рад.

   А снаряжение изготовил себе сам. Попросил у бабуш­ки утиных перьев и сшил пре­восходную куртку-пуховку, не пропускающую влагу. И брюки сшил. Все колдовал над какими-то карманчиками, клапанами. Получилась воен­ная альпийская форма, во многом напоминающая тепе­решнюю «афганскую». К занятиям альпинизмом Паша привлек своих друзей: Сашу Дагаева и Юру Скомо­рохина. А тренироваться они ходили  за город, на полураз­рушенный  Немецкий мост. Обвязавшись веревками,  штурмовали каменную стену.

  «Жену я буду выбирать только в походах, там чело­века сразу видно, его трудо­любие, честность, надеж­ность», — говорил Пашка. На Марухе он встретил свою любовь. Галя была первокурсницей их же училища, моложе Паши на два года. Он жалел, что такая молодая. Он пронес эту любовь через всю свою небольшую жизнь и письмами своими к Гале оставил нам пример самоот-верженного  мужского  чувст­ва..

   И еще он был верен своему долгу перед воинами прош­лых времен. В районе Нижне­го рынка ломали старые дома. Роясь в развалинах, Пашка обнаружил и принес много документов летчика старшего лейтенанта А.Н. Волоцкого. — Как можно все это вы­брасывать? — был поражен Павел. И хранится все это поныне в его архиве.

  А еще принес он с раско­пок маленькую деревянную иконку. Миниатюрные святые тонко выписаны красками. Реставрировал Пашка икону, вскрыл лаком, номер 103 по­ставил. Вот только не знал народного поверья: икону в дом нести —  несчастье. В церковь надо было. И оста­лась она в доме Буравцевых вместо самого Пашки.

   Почему Павел Буравцев решил стать   медиком, откуда это у него? Медик в их доме мама — Нина Павловна, работает в противочумном институте. По вечерам всей семьей Буравцевы по телевизору смотрели пере­дачу «Здоровье». Но разго­воров о медицинской карьере с сыном не возникало. Пока не произошел в школе не­счастный случай. Школьники — народ жи­вой, энергичный. Всегда на переменах гвалт, толкотня. А тут Павел вдруг увидел, что его одноклассник со всего размаха упал на цементный пол. Лежит неподвижный, глаза расширены, немигаю­щие зрачки… Все остолбенели. И только Пашка не ра­стерялся. Он стал делать ис­скуственное дыхание потерпевшему, да ещё успевал отдавать чёткие указания толпе: — Зовите учительницу! Бегите за врачом. Да разой­дитесь же, свежий воздух нужен. Когда подоспели взрослые, мальчик открыл глаза. А по­том буря эмоций обрушилась на Пашку.

  -Ты понимаешь, что ты сделал? Ты спас ему жизнь. Медучи­лище. Тебе на роду написано спасать людей.

 Тогда и состоялся разговор с мамой. Нина Павловна втайне мечтала подготовить сына себе на смену. Тем бо­лее, что чумные очаги  всегда в горах, которые Па­вел так любит. Хотя знаний у него может не хватить для института.

— А может, пойдешь в медучилище? Отслужишь в армии фельдшером. А по­том уже в институт посту­пишь.

Так Павел и сделал.

    Здоровьем, между прочим, он похвастаться не мог: стра­дал хроническим бронхитом. Но это не мешало ему лезть в горы в любую погоду. Па­вел лечил и закалял себя сам. И в горах не было надежнее человека, готового прийти на помощь в любую минуту.

  Весной 1984 г. выехали в Кисловодск на соревнования Учи­лище представляли трое — Павлик и братья Рыбины, Валерий и Виктор. Перед со­ревнованиями решили потре­нироваться. Павлик взобрал­ся невысоко, Виктор повыше. И вдруг сверху рухнул вниз Валерка. Подбежали — без­дыханный. Виктор растерял­ся. А Павлик бросился делать искусственное дыхание.

— Беги за «скорой»!- кри­чит Виктору. Приехала ско­рая. Видят врачи, что постра­давший открыл глаза. А скло­нившийся над ним парень командует:

— Делайте такой-то укол. Взыграла    профессиональная гордость у медиков:

Не указывайте, молодой человек, отойдите. Но надо знать характер Пашки в такие минуты. Он тоже сел в машину и заставил таки делать нужные уколы. Валерка был спасен, отделался легким сотрясением.

   С друзьями поднялись на Софию, заложили банку с запиской, чтобы откопать ее после арм­ии. Каждый год ходят, но без  Пашки той банки не найти.

    И еще пример самовоспитания.  На втором курсе сын вернулся с гор досрочно. Хромает.   Что случилось?  — спросила мать.

—  Мениск  соскочил.

— Но ты же знаешь, что ноги  надо бинтовать.

—  Я свои    бинты    отдал девчонкам.

   Знакомый    хирург сказал, что    шансов    пятьдесят  на пятьдесят. Либо удастся   вылечить, либо потребуется операция и тогда — прощай армия!    Ногу перебинтовали. А через  день он пошел   на прогулку с мамой на Комсомольскую горку и в тяжелых сапогах взбежал вверх,   потом   спустился вниз.

 — Ты    что делаешь?!  — испугалась Нина Павловна.

—  Клин    клином    вышибаю.

   В училище его любили   и все запомнили. За доброту и безотказность. На воскреснике,  случалось, все разбегутся, а он камни таскает. Серьезно относился к боевой подготовке.

  И по практике на станции «Скорой помощи» Пашку помнят. Все сокрушался:

— Опять    втроем    едем, когда же я буду вторым?

  Отличали Буравцева большая доброта и стойкий характер. Он родился под созве-дием Девы, а эти люди все  — максималисты.

  Афганистан стал звучать в доме давно. Четверо друзей клялись попасть туда. И пели песни о войне. И о цинковых гробах тоже. Мать была на одной стороне, Павлик с отцом — на другой. Но она понимала: решил — не  отступит.

А вообще-то он рвался    в пограничные войска, в горы. И готовился к этому. Перед армией девчонки сделали ему подарок.    И посвятили такие стихи:

  «Скажи-ка, Пашка ведь недаром бывал ты в группе комиссаром. С упорством лазал по горам. Не подкачай-ка, друг, и там! Группа 432» 

«Здравствуй, моя любимая, моя милая, моя единственная Галинка!
Вот, наконец,   мы   добрались до части. Она находится в каком-то городке,    вокруг располагаются    горы,    чуть-чуть выше,    чем в Нижнем Архызе, только ледники без снега. Привезли      нас      1    Мая. Шел дождь.    Нам    выдали форму, вымыли в бане. А сегодня, 2 мая, вы, наверное, собрались на Комсомольской горке, чтобы ехать на Марухиаду, а мы с криком «подъем!» быстро оде­лись и выскочили на улицу.«Да. — подумал я, — лю­ди поехали отдыхать, а я здесь — черте где…»

Вот  такие  мои дела. Гово­рят, что через 10 дней нас повезут выше в горы, а по­ка мы сидим здесь. Извини, моя милая, пи­сать больше не могу, уже кончается время. До свидания, моя любимая. Целую. Твой оловянный солдатик».

Он весь был душой с друзьями в альпинистском походе. Путевку Гале туда он достал сам и выкупил. А вру­чил, уходя в армию. Пашка был уверен, что в горах его милая воспитает себя стой­ким человеком.

   А служба у Пашки шла будничная и разнообразная, как у каждого новобранца. Писал он часто — Галине, родителям. И домашние удив­лялись: откуда вдруг у него прорезался такой дар? Преж­де познаниями в русском языке не отличался, а теперь так интересно пишет.

     Всего несколько фактов и фраз, извлеченных из этих писем. Пишет из кухни. Дали наряд. За то, что стал мыть ноги, а тут построение. Не успел натянуть портянки и сунул их за пазуху. А стар­шина  заметил.

  «Нас шестеро (двое — ставропольцы, четверо — краснодарцы), все фельдше­ра, или, как нас называет старшина, «таблетки».

  «Не скучайте, я скоро вер­нусь. Осталось служить 22,5 месяца».

Послал «контрабандное» письмо (т. е. гражданской почтой). В нем кадры фото­пленки с указанием, сколько экземпляров отпечатать груп­пового снимка и кому из ро­дителей отослать.

  «Сейчас у нас начались практические занятия: бега­ем с автоматами, роем око­пы в каменистом песке, пол­заем по колючкам и камням, в общем, осваиваем солдат­ский мед, который размешан с дегтем. Надо ведь кому-то ползать. Это надо для моей Родины. Ваш горный стрелок».

  «Сегодня. 30.06.85 г. у нас знаменательный день. Мы с автоматами под крас­ным знаменем присягнули пе­ред Родиной. И теперь я стал равноправным солдатом. И в честь этого у нас день отдыха. Но мне, конечно, «повез­ло»  я заступил в наряд и вме­сто того, чтобы отдыхать, мыл туалет. А офицеры сегодня такие нарядные…»

  «Очень хочется в родные кавказские степи, горы, леса, в пышные луга. Эта мысль ходит со мной постоянно ­и даже, когда я сплю, она преследует меня везде, как чувство голода».

 «Сюда меня перебросили в качестве фельдшера, и я постараюсь стать прилежным медиком».

И был последний разговор с матерью.     Нина Павловна заказала далекий Памир, Панфиловский отряд. Муж Анатолий Андреевич ворчал:

— Не дадут. Где там бу­дут разыскивать солдата?

 Дали! И целых десять ми­нут они говорили, хотя слы­шимость была не ах. Послед­ними словами сына были: — Передай привет Гале и скажи, что я ее очень люблю.

 Узнав, что Пашка служит на горной заставе, мать не­много успокоилась душой и поехала на десять дней отдохнуть в Сочи. Оттуда    послала на заставу небольшую посылочку    с орешками. А Павлик написал: зря. Посылки этой он не получит, т.к.  уезжает      в    командировку. Слово   это поразило   током «Афганистан»!    А еще говорили, что пограничников   туда не посылают.    Но    послали. Собрали отряд из 67 человек. С его заставы    взяли троих — пулеметчика,   конюха    и  фельдшера.

Была    не павликова    очередь.    На    заставу  прибыл фельдшер сверхсрочник.       И тоже Павел. Он решил посвятить себя   профессиональной военной службе. Но, прослышав,   куда собирают отряд, сделал    какой-то   обходной маневр и остался. А новобранец Пашка Буравцев поехал, подарив    своему    старшему коллеге  жизнь.

  И пока отряд направлялся в Афганистан,   Павел  собирал у  знакомых санитаров по заставам    медикаменты,   по­скольку  его ничем не обеспечили. Медицинские подаяния складывал в санитарную сумку.

Последнее письмо родители получили от Пашки через три дня после его похорон на городском кладбище. Написано второпях простым карандашом. Вот  оно;

«Сидим в окопах. Сейчас стало чуть-чуть холодать. Но мы не растерялись, построили блиндаж, как в 1942 году на Кавказе.   Сложили из камней, сверху ветки и сучья.   Вот так мы и живем по двое. Еды еще хватает, а курить    вообще нет ни граммулечки, ни окурочка. И вертолет   не летит.    Короче говоря, я жи,в здоров. Получаете ли вы от меня письма? А то я писал вам, чтобы каску, которую я прислал в посылке, отправили Митьке. На день рождения. Выполнили ли вы мою прось­бу?  «Доктор» — это моя новая кличка. Так меня зовут солдаты и офицеры. Медикаменты стали кончаться, но все равно выкручусь как-нибудь. Не волнуйтесь! Ваш солдат Пашка».

   У Войны  свои    законы и…  нелепости.     Тот злополучный бой 22   ноября 1985 год — пример   такой безответственной    нелепости. Поступил приказ   сменить точку.    Как правило,    такие операции проводились с утра, чтобы в пути не застала ночь. А этот пришел после   обеда. И два капитана (командир и его зам. по вооружению) заспорили.

—  На ночь я не поведу отряд. — сказал командир. — Надо   выполнять   приказ.

Здесь недалеко.    Через горку.

    Разделили отряд надвое: 25 человек повели капитаны, остальные остались с замполитом. И вскоре услышал выстрелы: бой на перевал. Ребята рвались на помощь товарищам. Но такой команды не было. Замполит звонил руководству. Но была пятница, банный день, и телефоны молчали…

А перед уходом ребята были веселые, жизнерадостные. Паша балагурил, попросил закурить.

Что же произошло на перевале?

Вот что написал участник того боя рядовой Алексей Иванов:

—  В тот злополучный день о том, что надо выдвигаться в другое место, мы узнали после обеда. Только поели, как нам передали, что надо выдвигаться. Быстро собрались, взяли оружие, боеприпасы и спальные мешки. Отойдя около двух кило­метров,   проходили   кишлак. И тут сразу началась стрель­ба. Нас окружили с трех сто­рон, а с четвертой была горная река. Начальник заставы  приказал прорываться   и отходить в горы. Как нам  потом   сказали, нас окружили около 280 душманов. Сразу же пулей ранило замначальника заставы.  Паша бросился к нему и стал его  перевязывать . Мы, кто был ещё жив, стали прикрывать их.

    Потом    все вместе    стали   прорываться к горам. Уже темнело, а стрельба не прекращалась. Тут прилетели  вертолеты и стали обстреливать душманов.    И в этой   суматохе мы все растерялись.  Дальнейшую судьбу Паши я не знаю. К своим, кто остался   в живых, мы добрались   около     трех часов ночи.

   А вот, что написал друг Паши Гена Комаров:

«Я читал лично заключе­ние медицинской комиссии, у него огнестрельное ранение головы с повреждением ве­щества мозга. Они с капита­ном остались вместе около    камня.  Сначала  разрывная   пуля попала в капитана. Па­ша подскочил к нему. И его  тоже срезала   пуля,   потом ещё одна».

        В том нелепом бою девят­надцать воинов (среди них и оба капитана) погибли, чет­веро остались целы,  двое ра­неных тоже спаслись.

  «Духи» забрали оружие, верхнюю одежду. Надруга­лись над трупами, изрубили их. Пропала санитарная сумка Павла. Назавтра советские воины отбили тела товарищей. А позже провели операцию «Возмездие», разгромили.

   Одна, всего одна   жизнь отпущена  человеку. Другой не будет. Кто посмел отнять ее у девятнадцатилет­него Пашки, разрушить его такую красивую любовь? —  Мы, — сказал однажды Суслов.   —    приняли   реше­ние.

Да, это они, державные старцы-  Брежнев. Суслов, Устинов. Андропов и Громы­ко перед своим отходом в небытие послали на бойню наших сынов и внуков Пра­вители сгинули, стали пра­хом. Но за что же вслед за ними отправились свыше 14 тысяч молодых ребят? А десятки тысяч стучат костыля  и клюшками по родной земле, или носят в сердцах никогда не рубцующиеся раны. Что ты сделало со своей сменой, старшее поколение? Зачем предало ее?

   Смерть выбирает лучших таких, как Пашка.  Подлецы же ни в огне не горят, ни в воде не тонут. И спокойно ходят по земле.

  Пашка же теперь — наша память. Четырех Героев Советско­го Союза воспитала ставро­польская средняя школа № 64.

   Время врачует раны. Вышла замуж Галя и родила сына, которого назвала Пав­лом. И племянник, родивший­ся без него, тоже Павел Буравцев. И у его друзей еще два сына Павла.

   Поднялась над своим горем  Нина Павловна, теперь возглавляет солдатских матерей погибших воинов, которым ох как нужна ее по­мощь.

  И еще один подвиг совер­шила мать: издала в Москве книгу пашиных писем. Не к ней, а к Гале. Только женщи­на высокой души способна на такое.

И фильм о ее сыне тоже есть. Снят он московскими до­кументалистами и называет­ся «Ваш солдат Пашка».

Дом, где живут его родители­ находится в самом центре город — на пересе­чении проспекта Карла Маркса и улицы Геннадия Голенева. А ниже окна пашиной комнаты на стене — мемориальная доска о воине-интернационалисте.  И всегда — летом и зимой – живые цветы..     

Геннадий  Фатеев